Викинги: Легенды никогда не умирают

— Значит, мы проиграли, да? – У Астольфо была интересная реакция на новость о поражении франков. Если быть до конца честным, я немного настороженно отнесся к этому. Именно поэтому я скрывал от нее эту новость до самого выкупа, несмотря на то, что ее руки были в цепях. Говоря простым языком — если она хотела меня убить, то сейчас для этого самое время. Она вздохнула.

— Ах… На меня будут кричать, когда я вернусь…

Она приняла эту новость с легкостью. Я внимательно наблюдал за ней, оглядываясь через плечо, когда направлялся к выходу из тюрьмы, в которой ее держали последнюю неделю и несколько дней. Я видел, как она разглядывала мои травмы: – Полагаю, ты познакомился с Роландом? Он довольно крут, да? – продолжила она с легкой улыбкой на лице.

Я слегка вздохнул: – Мм. Очень. – согласился я, подумав, что это было преуменьшение. Астольфо легко рассмеялась, когда мы направились к выходу из лагеря, который все еще праздновал нашу победу над франками. И, скорее всего, будет праздновать в ближайшие дни. Между франками, которые все еще оставались в Антверпене, и нами сохранялось напряженное противостояние. Однако в последние дни до нас дошли новые новости. Другой конец империи Карла Великого подвергся нападению, и король Видукинд решил, что он не сможет позволить себе собрать еще одну армию.

Хорошее настроение покинуло Астольфо, когда мы добрались до лошади, на которой ей предстояло вернуться в Антверпен. Тело Оливье было перекинуто через спину кобылы. Его меч был пристегнут к седлу – у меня был соблазн взять его себе, особенно учитывая, что это был гораздо более совершенный клинок, чем тот, которым пользовался я. Когда она подошла к лошади и откинула ткань, в которую было завернуто тело, у нее вырвался долгий, протяжный вздох. – О, Оливье… – вздохнула Астольфо, ее голова упала.

Я не стал приносить извинения. Оно было бы пустым. Я не жалел, что убил его, но жалел о том горе, которое это вызвало.

— Ты сердишься? – спросил я, садясь на свою лошадь. Мои ребра все еще болели, но с каждым днем боль становилась все меньше. Я имел в виду не только Оливье.

— Я в ярости, – призналась Астольфо, звучавшая в этом случае удивительно спокойно. – Но это война. На ней гибнут люди. Ты никогда не хочешь, чтобы это был кто-то из твоих знакомых, но я всегда знала, что это возможно. Мы не боги. Мы не непобедимы. Поэтому каждый раз, отправляясь на войну, я готовила себя к мысли о поражении. И к смерти. И видеть, как умирают люди. – Она окинула меня взглядом и довольно резко посмотрела на мои раны. Как будто она пыталась сказать: “Не забивай себе голову.”

В ее словах была мудрость. – Стало ли от этого легче?

— Неа. Не совсем, – призналась Астольфо, садясь на лошадь. – Я просто должна верить в Бога и короля Карла Великого, что мы убиваем и умираем за достойное дело. И пока что ни тот, ни другой не сбивали меня с пути. – Ее внимание переключилось на небо: – Это был тяжелый год для нас, но я подозреваю, что скоро мы будем в Испании. – размышляла она, звуча рассеянно.

Хм…

— Как ты стала паладином? – решил спросить я, не в силах придумать, как тонко подвести к этому вопросу. Это застало Астольфо врасплох, когда мы пробирались через лагерь. Сегодня вечером должно было состояться жертвоприношение Водену и богам – в благодарность за наши победы… и чтобы сполна отплатить за резню в Вердене. В воздухе лагеря витало волнение, все были в предвкушении праздника, который наступит с наступлением ночи.

— А? Если ты хочешь перейти на другую сторону, то я бы сказала, что уже поздновато для этого, – заметила Астольфо, не рассердившись на вопрос. Просто удивилась.

Я решил сказать полуправду. – До этой войны я думал, что таких, как я, больше нет. По крайней мере, в живых. Есть, конечно, сказки – о великих воинах Беовульфе или Сигурде. Однако вашему королю удалось найти двенадцать таких, как ты… А Арда была обычной женщиной до того, как ее выбрал король Карл Великий. Мне стало любопытно, как вас нашли… или выбрали, – признался я. Астольфо бросила на меня долгий взгляд, а потом пожала плечами.

— На самом деле ничего особенного. Некоторые из нас имеют с ним кровные узы. Другие добились внимания короля Карла Великого по воле случая или дела, как Арда. Но, безусловно, есть “до” и “после”. Я всегда была быстрой, но до церемонии вступления в ряды паладинов и принятия божьей милости я была намного медленнее, – объяснила Астольфо, и у меня сложилось впечатление, что это не то, чем она должна была делиться, но не могла заставить себя запомнить, что это тайна. По крайней мере, именно так я собирался интерпретировать легкий панический взгляд, который последовал за ее объяснением.

Все было так, как я и думал. Король Карл Великий мог даровать благословение другим. До сих пор я воздерживался от этого, просто потому что его нельзя было вернуть назад. Я не был уверен, что благословение было точно таким же, но по своей природе оно казалось похожим. Король Карл Великий создавал паладинов силой своего Бога, так же как и я мог создавать их силой своего.

На протяжении всей войны – с моего первого рейда и до самого ее окончания – я накопил четыре тысячи Престижа. До недавнего времени казалось, что Престиж ничего не дает. Мне казалось, что это просто показатель того, насколько я известен. Теперь же, с помощью “Благословения”, я мог потратить пятьсот Престижей на человека, чтобы наделить его силой. Вот только я понятия не имел, насколько велика будет отдача от этого благословения.

— Насколько быстрее? – спросил я, нахмурив брови, когда мы покинули окраины лагеря. Между нами и городом стояла повозка, в которой находилось несколько сундуков. Пятьсот фунтов золота, которые король Карл Великий потратил на выкуп Астольфо. Учитывая, сколько он вложил в Астольфо, я понял, что пятьсот фунтов золота, скорее всего, были для него мизерной суммой.

— Быстрее, чем большинство людей, – сказала Астольфо, не предлагая ничего другого. По крайней мере, это было уже что-то. Правда, возникал вопрос, сколько же король Карл Великий вложил в Роланда? Сотни? Тысячи? Десятки тысяч? Создавалось впечатление, что его совершенно не беспокоили все силы, что мы в него бросали. И в какой момент стало бесполезно вкладывать в него больше?

Почему двенадцать паладинов? Не лучше ли было бы иметь сотню воинов, которые были бы сильнее обычного человека? Был ли предел тому, сколько благословений мог даровать король Карл Великий? Был ли предел тому, сколько мог я? Или это был выбор с его стороны? Он выбирал родственников и людей, которые заслужили его внимание… людей, которые были преданы ему или доказали, что в них есть что-то особенное?