Плачь сильнее

— Конченый ублюдок!

Аккард, встав с места, громко ударил по мебели, что была рядом. Этой шавке Цезарю, скрывавшейся в ее спальне, удалось пробудить в нем жестокие инстинкты, а теперь к тому же он пригрозил не приближаться!

«Как ты смеешь!»

Какая наглая сволочь. Насколько бы ни был хитер Цезарь, он не мог сравниться даже с ногами Аккарда. Но теперь он осмелился угрожать девушке, которую Аккард желал. Словно безумная гиена царапает переносицу спящему льву. Он не терпел тех, кто вторгался в личные владения. Если бы он мог, то немедля схватил бы Цезаря и живьем содрал кожу.

Чувство, будто внутри все вскипает, а в голове мутнеет, было знакомым. Лессид Феррия тогда сказал: «Не прикасайтесь к леди Дамии. Как только я закончу дела, я ей признаюсь».

«̕Эти две мрази прилипли к ней, как мухи».

Настроение было очень мерзким. Но он никак не мог понять причину. Так что тяжесть на сердце скопилась еще больше.

— С-сэр Аккард?

Дамия поразилась от его ярости. Она растерялась, не понимая, почему Аккард взбесился.

— Не бери в голову. Я просто немного разозлился, — неразборчиво проворчал он.

Дамия не была полностью довольна его ответом, но не стала добавлять ничего к сказанному. Вместо этого она посмотрела на Аккарда тревожным взглядом.

Тот заметил и цокнул языком. Ее глаза, обычно полные презрения, теперь были милыми и поникшими, как у щенка. В мягкой ночнушке, держа бокал вина обеими руками, она выглядела по-своему очаровательной.

«Эта девушка так и нарывалась. Черт возьми, она так прекрасна».

Из-за раздражения Аккард схватил вино и выпил. Несмотря на сладковатый привкус, горячий алкоголь спускался по пищеводу, согревая живот. И после приоткрылась закупоренная часть.

Возможно, причина, по которой столь мерзкое настроение… верно. Потому что другие ублюдки пускали слюни на его добычу.

Возможно, поэтому? Аккард впервые попал в просак. Нахлынуло беспокойство, что кто-то мог забрать его добычу.

Охота, которую он всегда считал естественной. Незнакомое чувство, что украдут трофей.

«Никогда не позволю этому быть, даже если умру».

Его надменная гордость пронзала небеса. Он не хотел допускать никаких изъянов в своей безупречности. Так Аккард впервые потакал девушке. Аккард, который всегда только имел женщин, ловким, аккуратным движением опустил свое тело и спросил, встретившись со взглядом сидящей Дамии.

— Замерзла? Ты дрожишь.

— Нет, просто… — она испугалась, вспомнив о том дне.

Дыхание сперло. Дамия проглотила слова, достигшие губ. Она была недостаточно с ним близка, чтобы разделить свою тревогу.

Но Аккард инстинктивно ухватился за эту возможность. Перед его глазами Дамия была уязвима. Дрожь беглого взгляда, пальцы, крепко сцепившиеся так, что побелели их кончики, вместо слов передавали ее состояние. Сейчас она была очень утомлена.

— Не переживай. Все будет в порядке.

Дамия удивленно взглянула на него. Такого не могло быть, но казалось, что Аккард читал ее мысли. Когда их взгляды переплелись, он скривил улыбку, прищурив фиолетовые глаза, обрамленные белыми ресницами. И прошептал тихим голоском, способным расплавить уши:

— Тебе никто не причинит вреда. Я не позволю.

Это были слишком сладкие речи. Дамия знала, что это обычное утешение, подобное шоколаду без начинки.

Однако… все равно было приятно. В конце концов, она человек.

Несмотря на то, что Дамия молодая и незрелая. Она лишилась матери еще в юном возрасте и быстро повзрослела, чтобы отец, который часто отсутствовал дома, обрел душевное спокойствие.

Она не ненавидела себя за это. Но иногда нуждалась в опоре.

Дамия взглянула на схватившую руку. Температура тела была высокой, подобно узкому мосту к одинокому и холодному сердцу. По крайней мере, в этот момент Дамия не ощущала себя одинокой — она чувствовала, как он крепко ее держит.

Быть может, потому она и не думала его отталкивать. Как и Аккард пытался обнять ее ради своего удовольствия, так и она желала утешений. Пусть это и будет мимолетное тепло, как горячая печь в середине зимы.

Сила покинула схваченную руку Дамии. Почувствовав это, Аккард улыбнулся, приподняв кончики губ.

— Иди сюда.

Наконец он поймал ее.

В глубине груди удовлетворенно зарычал дикий, готовый напасть зверь.