Перерождение в гения Яманаки

Ниндзюцу — третье, потому что, хотя Яманака — специалисты по техникам разума, было бы глупо игнорировать грубую силу, которая приходит с элементальным мастерством. Я стану Тобирамой 2.0. Создание и совершенствование Дзюцу — все это в моих силах. Я слышал шепот родителей — мой резерв уже больше среднего и медленно растет с каждым днем, благодаря Крушителю лимитов, а при достаточных тренировках объем моей чакры станет астрономическим.

Но это еще не все. Медицинские Дзюцу дополнят мой набор, ведь человеческое тело хрупко, и умение им манипулировать — ключ к выживанию. Раньше я был лучшим нейрохирургом в Америке. Теперь я стану лучшим медиком в Конохе. Медицинские техники в Тайдзюцу, такие как «Нарушающий удар» Цунаде, дадут мне преимущество в ближнем бою. Представьте себе, что вы обращаете чьи-то нервы против них самих, нарушая сигналы их тела. Это элегантно. Эффективно. Смертельно.

И наконец, Фуиндзюцу. Искусство запечатывания, даже связывания богов. Если это не говорит о потенциале, значит, ничего не говорит.

Я улыбнулся про себя, потягивая чай. Да, теперь я вижу все так ясно. Путь впереди неблизкий, но он есть, он простирается передо мной, и я буду идти по нему, пока не добьюсь своего. Я изменю этот мир, начиная с имени Яманака.

###

Ночь тянулась под унылый гул разговоров внизу.

На этих посиделках никогда не происходило ничего интересного. Никаких стратегических откровений или запрещенных техник, о которых шептались за обеденным столом. Шиноби-ветераны или нет, но они все равно были осторожны в своих словах. Стены в Конохе были не такими уж толстыми, и у каждого имелся свой трюк или два, чтобы подслушать.

Я уже давно от них отвык. Пока не услышал свое имя.

— Как поживает Сатоши-кун, — голос Шикаку, размеренный и любопытный, пробился сквозь обыденную болтовню.

Я приостановился, переключив внимание с ДР (Дворца разума) на реальную жизнь. Нечасто я становился темой для разговора, а если и становился, то это обычно означало, что кто-то что-то заметил. Что-то, что я не хотел показывать.

— Хорошо, хорошо. Здоровый. И умный, — ответил отец, его тон был спокойным, но в нем чувствовалась скрытая усталость, которая всегда появлялась после таких долгих дней.

Даже не усиливая слух, я практически видел, как Шикаку забавно изогнул бровь.

— Он действительно так умен, как говорит твоя жена? — спросил Чоуза, его голос приобрел знакомый дразнящий оттенок, — Айко рассказала о нем моей Чихару, но она не была уверена, не шутит ли он.

Наступила пауза, которая длилась дольше обычного, прежде чем папа ответил:

— Да, он такой. Это… Иногда пугает, как быстро он все схватывает. Честно говоря, бывают моменты, когда мне кажется, что он все упрощает только для того, чтобы мы с Айко не чувствовали себя неловко.

Я подавил желание закатить глаза. Он не ошибся. Казаться более… Нормальным было не так уж сложно. Люди, похоже, это ценили. Им было легче, когда ты не возвышался над ними.

— Но, — продолжил он, — Он ни на чем долго не задерживается.

А, вот оно что. Полукомплимент.

Чоуза издал низкий свист: — Значит, он один из тех детей.

Еще одна пауза. Я представил, как отец проводит рукой по волосам, обдумывая вес своих следующих слов:

— Да… Думаю, да. Он прирожденный гений… как Минато Намикадзе… И сын Сакумо.

У меня перехватило дыхание, всего на секунду. Минато? Какаши? Это было… Неожиданно. Не то чтобы я не знал, что в конце концов меня признают гением. Это было неизбежно, но чтобы меня уже сравнивали с ними? Будущим Четвертый Хокаге и Копирующим Шиноби? Я не ожидал, что так скоро обо мне заговорят на одном дыхании с этими будущими легендами.

— И Орочимару, — небрежно добавил Шикаку.

Резкий вздох отца был почти слышен:

— Даже не шути об этом.

Чоуза усмехнулся:

— Это штука гениев. Все они по-своему страшноваты, не так ли?

После этого разговор перешел на обыденные вещи: Сёги, военные истории и кто в какой игре побеждает. Я позволил их словам снова превратиться в фоновый шум, уйдя в тихую глубину своего парламента. Но что-то оставалось: Минато… Какаши… Орочимару.

Гений.

Здесь ярлыки обладали большей силой, чем в моей прежней жизни. Там, в том мире, откуда я родом, быть гением означало быть умным. Люди, конечно, оказывались впечатлены, но это не было определяющей характеристикой. Но здесь? Здесь все было иначе.

В Конохе ярлык гения был декларацией, пророчеством. На него возлагали надежды — завышенные надежды. Люди в этом мире считали гением не только того, кто преуспел в одной области. Нет. Для них гением был тот, кто был лучше во всем. Сильнее, быстрее, умнее. Вундеркинд во всем.

Я представил себе, как на Минато давят не только для того, чтобы он стал лучшим стратегом или самым быстрым на поле боя, но и чтобы он овладел каллиграфией, чайной церемонией, Сюрикендзюцу, Кендзюцу, всем. Абсурдно, правда, думать, что гениальность в одной области должна привести к гениальности во всех остальных. И все же этот мир требовал именно этого.

Мне вспомнился Наруто. Как они обращались с ним как с демоном из-за ярлыка, который на него навесили. В этой деревне тебя быстро классифицировали, и как только они это сделали, ты стал этим ярлыком — определенным им, ограниченным им. Гений. Демон. Герой. Монстр. Таков был здешний уклад.

Ну, по крайней мере, они правильно меня поняли.

Не то чтобы меня это волновало. Они могли навешивать на меня ярлыки сколько угодно, нагромождать свои ожидания. Но это не имело значения. Я делал это не ради них или какого-то титула. Я не жаждал ничьего одобрения — родителей, учителей, Хокаге, никого из них. Единственное, что меня волновало, — это цель, которую я поставил перед собой. Шиноби ранга Мудреца. А остальное? Все встанет на свои места само собой.

Все-таки в том, чтобы называться гением, были свои плюсы. Если люди считали тебя кем-то необычным, они не решались бросить тебе вызов. Чем сильнее была репутация, тем больше людей оставляли тебя в покое. Это была сила сама по себе — больше, чем любое Дзюцу.