Перерождение в гения Яманаки

Я никогда в жизни не испытывал такого восторга. Конечно, это была сущая ерунда — всего лишь базовое упражнение по контролю чакры, — но в два года восторг от того, что я действительно что-то делаю с чакрой, был грандиозным. Это был не Расенган или что-то близкое к нему, но это начало.

Я начал хихикать. А потом смеяться. Он вырывался из меня, неконтролируемый и заразительный, пока я не стоял с поднятыми в триумфе руками и не смеялся так, будто только что раскрыл секреты Вселенной. Я чувствовал себя неудержимым, словно мог захватить весь мир с этим листком, приклеенным ко лбу. Это было нелепое чувство, но я не мог им не наслаждаться.

Я все еще смеялся, когда услышал звук открывающейся за моей спиной двери.

Мама вышла на крыльцо, привлеченная, как я понял, шумом. Я повернулся к ней лицом, листок все еще крепко прилип ко лбу:

— Смотри, мама! Посмотри, что я могу сделать! — ухмыльнулся я, вскочив на ноги с неподдельным волнением, которое мне не нужно было притворяться.

Однако ее реакция застала меня врасплох.

Ее улыбка дрогнула, всего на секунду. Едва заметно, но я это заметил. Ее глаза расширились, в них мелькнул страх, может быть? Затем, так же быстро, они сузились, сканируя двор своим острым взглядом куноичи. Она что-то или кого-то искала. Я почувствовал, как волоски на моей шее встали дыбом.

— Сатоши, — сказала она, ее голос стал неожиданно серьезным, — Где ты этому научился?

Лист упал с моего лба, и я потерял концентрацию, удивленно моргая. Что? Я ожидал гордости или хотя бы немного материнского веселья. Но это… Это было нечто иное. Она была не просто любопытна — она была подозрительна.

На долю секунды во мне вспыхнула паника. Она подозревает меня? Я пытался придумать правдоподобное объяснение, которое могло бы развеять ее опасения. Она не выглядела рассерженной, но определенно была начеку, словно искала кусочек головоломки, который не сходился.

— Я… Э-э-э, — заикаясь, пробормотал я, потирая затылок самым невинным, детским тоном, на который только был способен, — Все об этом знают. Я думаю. Это очень распространенное упражнение по контролю чакры, не так ли? Я слышал, как люди говорили об этом.

Мамины глаза сузились еще больше:

— Какие люди?

— Не знаю, не помню, — сказала я, пытаясь отмахнуться, — Просто… вокруг. У меня проблемы? — добавил я, добавив в голос немного плаксивости и надувшись для пущей убедительности. Дети должны хныкать, верно? Играй роль, Сатоши.

Ее выражение лица сразу же смягчилось. Я практически почувствовал, как в ней взыграли материнские инстинкты:

— Нет, милый, у тебя нет проблем, — сказала она, ее голос стал теплее, но все еще был осторожным. Она наклонилась и подняла меня на руки, и я обхватил ее шею своими крошечными ручонками:

— Просто… Ты еще такой маленькие. Тебе еще не стоит рассказывать такие вещи.

Она прижалась ко мне крепко, но успокаивающе. Я зарылся лицом в ее плечо, пытаясь подавить смесь облегчения и тревоги, бурлящую в моей груди. Это было очень близко. Если бы меня застали за чем-то более продвинутым… Ну, я не был уверен, что смог бы отговориться. Даже в два года мир Шиноби не допускал вещей, которые нельзя было легко объяснить.

Слава богу, что есть Дворец разума.

Пока она несла меня внутрь, я прижимался к ней, чувствуя, как поднимается и опускается ее дыхание. Это было забавно. Я волновалась, что меня поймают, а утешала меня мама — человек, который первым поднял тревогу. Впрочем, я не мог на нее обижаться. Она была опытной куноичи. У нее были инстинкты, отточенные годами тренировок. Такая реакция являлась частью ее сущности. Я понимал это. Это не делало ее меньшей матерью — это просто делало ее матерью-ниндзя.

Когда мы проходили через гостиную, на меня что-то нашло. Я знал, что не должен настаивать на этом, не сейчас, но… Я не мог остановиться. Я уже зашёл далеко, верно?

— Мам? — сказал я, мой голос был тихим, но уверенным.

— Да, милый? — спросила она, замедляя шаг.

— Ты можешь показать мне, как стать Шиноби?

Ее хватка сжалась всего на секунду, краткий миг напряжения, прежде чем она отстранилась и посмотрела на меня, ее глаза искали мое лицо:

— Сатоши… Ты слишком маленький. Даже самые способные вундеркинды не приступают к настоящим тренировкам до трех лет.

— Я знаю, но… Всего несколько трюков? Пожалуйста?

Я старался не говорить слишком отчаянно, но ничего не мог с собой поделать. Чем раньше я начну, тем лучше. Мой разум был древним, и мне уже не терпелось поднажать на себя, — Просто несколько упражнений на контроль чакры? Может, растяжка? Ничего особенного.

Ее глаза смягчились, но в них появилась грусть, которой я не ожидал. Она замолчала на мгновение, просто глядя на меня, ее губы были сжаты, как будто она пыталась что-то решить. Я видел в ней конфликт, в ее глазах мелькали колебания. Она хотела защитить меня. Я знал это. Она не хотела, чтобы я слишком быстро взрослел, не хотела, чтобы меня поглотил мир Шиноби, как многих других.

Но в глубине души она также понимала, что это неизбежно.

— Мама… Я знаю, что я еще маленький, — сказал я, сохраняя ровный голос, несмотря на растущее давление в груди, — Я не прошу делать все. Просто… Кое-что по мелочи. Контроль чакры, может быть, базовые приемы Тайдзюцу. Я ведь могу с этим справиться, верно?

Я внимательно наблюдал за ней, пытаясь найти баланс между зрелостью в моих словах и невинностью, которую она от меня ожидала. Трудно было найти золотую середину, вести себя как ребенок, когда мой разум уже прожил целую жизнь. Но это было важно.

Она остановилась, ее глаза впились в мои, и на несколько секунд мне показалось, что я зашел слишком далеко. Но потом, тяжело вздохнув, она кивнула.

— Хорошо, — сказала она, ее голос был мягким, но твердым, — Несколько упражнений на контроль чакры и растяжку. Но только при мне и только до тех пор, пока я не буду уверена, что ты сможешь выполнять их, не причиняя себе вреда. Ясно?

Ухмылка, расплывшаяся по моему лицу, на этот раз была искренней:

— Да, мама. Я обещаю.

Ее губы дрогнули, на них заиграла маленькая, неохотная улыбка:

— Ты слишком быстро взрослеешь, Сатоши.

Я обнял ее еще крепче, но внутри уже разрабатывал стратегию. Это было начало. И я был готов зайти так далеко, как только смогу.